около Martin Cirulis
Девочка опустилась на колени и прижала ладонь к прохладному полу.
— Раз, два… три… четыре… пять. Зря не надо рисковать…
В добром километре от неё, на базе каланских рейдеров, царило небывалое оживление. Сотни солдат и инженеров двигались по ангару в потоке упорядоченного хаоса. В цивилизованном мире сказали бы, что ребёнку тут не место. Впрочем, оазис был бесконечно далёк от представлений о цивилизованности.
— Шесть, семь… восемь… Поспешишь — коньки отбросишь…
Но если этому ребёнку хватало ума отыскать место, где пол вибрировал от ангарного грохота, он мог следить за деятельностью рейдеров, не опасаясь, что его кто-нибудь заметит. А искательница Л’Хаан была очень умным ребёнком.
— Девять, десять… одиннадцать… двенадцать?! Толку нет зубами клацать!
“Внезапно до Л’Хаан донёсся топот тяжёлых сапог и резкий женский голос:
— Я поймала тепловой след! Сюда!”
У Л’Хаан вырвалось слово, за которое ей бы непременно влетело от родителей. К сожалению, даже самому умному ребёнку порой изменяет удача.
“— Двенадцать — толку нет зубами клацать!
Для верности Л’Хаан выждала ещё пару секунд, пока вибрация от двигателей не затихла, а потом вскочила на ноги и юркнула в трещину в стене.”
В последнее время патрули каланских рейдеров участились, но, проносясь по тёмному тоннелю, Л’Хаан убеждала себя, что сегодня работорговцев ждёт разочарование. По лицу хлестали оборванные кабели, кожу царапал зазубренный металл, но она сосредоточенно прислушивалась к иным ощущениям. Почувствовав, как волоски на коже встали дыбом от прикосновения инерционного поля, она хладнокровно досчитала до трёх, оттолкнулась ногами от шероховатой стены, и её отбросило в знакомый боковой тоннель, уводящий прочь от поискового отряда. Девочка упёрлась ступнями и ладонями в металлические стенки, мягко притормаживая, пока не остановилась в просторном, тускло освещённом помещении. Одинокая цепочка следов на липком упругом полу свидетельствовала о том, что её лазейку никто не обнаружил. Она ещё раз пробубнила под нос свой импровизированный стишок. В племени должны знать, сколько кораблей сегодня вылетело на охоту.
И всё-таки искательница Л’Хаан позволила себе минуту торжества. Сдерживая смех, она неслась по тесным лазам и узким трещинам, через которые не протиснуться взрослому. То была настоящая свобода. Крики и проклятия неуклюжих рейдеров в громоздкой броне стихли, и она всей душой наслаждалась этой минутой. Весь оазис принадлежал ей одной. От родителей она знала, что в незапамятные времена, когда оазис только построили, он назывался «станцией», и кроме их племени в нём жили и другие. Некоторые из них, вроде подбрюшников и грибников, были хорошими, и с ними можно было торговать. От других — тех же ржавников — следовало держаться подальше. Хуже всего были каланские рейдеры. Даже если бы она не усвоила с детства, что от рейдеров нужно бежать со всех ног, даже если бы не видела, как они угоняют в рабство закованных в цепи пленников, даже если бы не слышала смех и крики, она бы всё равно их ненавидела. Хотя бы за то, как они относились к оазису.
Для них оазис был проблемой, требующей решения. Врагом, которого нужно поставить на колени. Они рвали оазис на части, взрывали его, забирали себе знакомые механизмы и потрошили незнакомые. Они относились к нему так же, как к своим пленникам. Пытались заковать его в цепи, как раба. Но оазис не был рабом. Оазис был домом. И хотя никто не верил Л’Хаан, она знала, что оазис — это не просто бездушный металл.
На секунду она остановилась и, свесившись вниз головой с вантового мостика, потянулась к проходящей под ним балке, покрытой толстым слоем пыли. Одним стремительным движением она начертила в пыли символ «плохой путь» и распрямилась. Теперь любой собиратель, который придёт следом, будет знать, что с этой стороны приближаться к базе рейдеров опасно. Л’Хаан была искательницей, но дружила со многими собирателями и старалась помогать им по мере сил. Её отец тоже был собирателем, но однажды, по его словам, мать Л’Хаан «подкралась из-за угла и треснула его трубой промеж глаз». Звучало это не слишком приятно, но улыбка, которой родители всякий раз обменивались на этих словах, наводила на мысль, что Л’Хаан упускает нечто важное — то, до чего она пока не доросла.
На обратном пути она сделала крюк и по упавшей лестнице перебралась через Большую Гудящую Траншею. Доносящийся из темноты гул щекотал ей пятки, и она пообещала себе однажды выяснить, что его издаёт. Для неё, искательницы, не было большей радости, чем сознавать, что тайны оазиса неисчерпаемы. Оказавшись на другой стороне, она не пошла в Мраморный Зал, а вместо этого свернула налево, на покосившийся трап. Это был самый короткий, хотя и не самый простой путь домой.
Оазис был её союзником, но она оставалась искательницей, а искатели ничего не принимают на веру. Только глупцы недооценивали оазис. Опасность представляли не только рейдеры. В темноте водились твари, которые могли проглотить человека с той же легкостью, что и летучую крысу. Да и вообще — случалось всякое. Порой кто-то просто не возвращался домой. Пропадали даже те, кому поручались неопасные задания вроде поиска воды или заботы об урожае. Мама любила рассказывать, как в возрасте Л’Хаан отправилась на вылазку. У Солнечной Стороны она наткнулась на жилище другого племени. Хотя она соблюла все формальности, щитостражи племени не ответили на её приветствие. Когда она вошла, внутри никого не было. На столах гнила еда, над горелками висели рассохшиеся котелки, а тараканы на цепях совсем истощали. Но никаких следов насилия она не увидела.
Только глупцы недооценивали оазис.
Случалось всякое. И в последнее время — всё чаще. Взять хоть тот случай, когда Л’Хаан была на рынке со Вторым отцом. Что-то вспыхнуло голубым, и на площади появилась фигура в скафандре, напоминающем те, что носят рейдеры, только гораздо чище. Раздался крик, за ним последовала вторая вспышка, и фигура исчезла.
Это было странно даже для оазиса.
А теперь рейдеры вывели из ангара все крупные корабли разом. Прежде чем возвращаться с докладом, Л’Хаан хотелось понять, в чём дело, и потому она направилась сюда. В своё любимое тайное место.
Она была в Призрачном Шаре.
В прошлом цикле механик Джошуа с сыном взяли её с собой, когда отправились за крошечными проводниками, образующими стены этого огромного, в несколько сотен метров, круглого зала. Гравитация здесь была заметно слабее, а под потолком и вовсе почти отсутствовала, но Джошуа и его сына интересовали не чудесные свойства этого места, а возможности, которые оно открывало. К концу дня Л’Хаан совсем потеряла нить разговора и поняла только, что, по мнению механиков, когда-то внутри этой сферы располагался огромный процессор, но куда он делся и каким образом его извлекли, оставалось загадкой даже для них.
С тех пор она часто возвращалась в Призрачный Шар и исследовала его изнутри. Шепотки, населявшие этот древний артефакт, отпугивали большинство искателей, но Л’Хаан неумолимо тянуло к ним. Они были насколько старыми, что составляли часть самого оазиса, но настолько слабыми, что начинали светиться ярче даже от самой незначительной истории. Как известно, если отдать шепоткам слишком много, накличешь беду, но Л’Хаан с удовольствием болтала с ними, карабкаясь по стенам сферы. Низкая гравитация прощала ей все ошибки, и всё же она научилась находить в поверхности сферы крошечные выемки и, цепляясь за них огрубелыми подушечками пальцев, поднималась всё выше. Наверху, в темноте, сфера была другая. Метра за три до вершины ряды проводников сменялись мягким серебристым металлом, от которого покалывало пальцы. И это было только начало.
Л’Хаан попыталась убедить себя, что стоит внизу, на твёрдой поверхности. Сгруппировалась, подтянула колени к груди. Глубоко вздохнула, успокаивая скачущее сердце, и, оттолкнувшись посильнее, прыгнула. Неподвижный воздух ударил ей в лицо, но она не рухнула вниз, а продолжила парить. Отталкиваясь от разреженного воздуха, она поднялась на самый верх.
Оказавшись у серебристой вершины сферы, Л’Хаан улыбнулась, закрыла глаза и протянула наверх раскрытую ладонь…
И что-то произошло.
На долю секунды девочка по имени Л’Хаан перестала существовать, утонула в поглощающей сознание серебристой вспышке оазиса Кесуры. Тысячи квадратных километров, начинённых устройствами, датчиками и операционными системами, вдруг потребовали внимания, возжелали указаний, начали отправлять запросы на обслуживание миллионов едва функционирующих систем. Затем всё замерло: сработали протоколы безопасности, и оазис осознал, что это не Связь, а всего лишь человек/дитя/житель/Л’Хаан/безобидное/знакомое/своё. В одно квантовое мгновение устройство идентифицировало рассыпавшиеся крупицы информации, составлявшие прежде сознание девочки, осторожно собрало их все до единой, вернуло под защиту мозговой коры и терпеливо выждало бесконечно долгую секунду, необходимую человеческому мозгу для получения импульса. Затем Оазис замер и раскрылся, доверяя Л’Хаан все свои датчики и уцелевшие блоки данных.
Для Л’Хаан не произошло и доли секунды. Она знала, что оазис чувствует всё, что происходит внутри него, и потому потянулась ему навстречу. В голове пронеслись бесконечные залы и отсеки. Она бесстрашно обратилась к станции — и станция ответила. Л’Хаан увидела мать, задумчивую и беспокойную из-за вынужденного безделья. Увидела отца, счастливого оттого, что мать в кои-то веки дома. Потом чуть отдалилась, окунаясь в поток соплеменников, и почувствовала, как отчаянно они ищут определённости в эти неспокойные времена. Ощутила опасность, до которой оставались часы, а то и целые дни. Время и пространство мало что значили для оазиса и той распахнутой двери, вокруг которой он раскинулся. Двери, ужасавшей Л’Хаан настолько, что коснуться её она так и не решилась.
ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО МАЛО ЧТО ЗНАЧИЛИ ДЛЯ ОАЗИСА И ТОЙ РАСПАХНУТОЙ ДВЕРИ, ВОКРУГ КОТОРОЙ ОН РАСКИНУЛСЯ. ДВЕРИ, УЖАСАВШЕЙ Л’ХААН НАСТОЛЬКО, ЧТО КОСНУТЬСЯ ЕЁ ОНА ТАК И НЕ РЕШИЛАСЬ.
Но сейчас на это не было времени. Она потянулась к злому красному улью — базе каланских рейдеров, торчащей в боку оазиса, как копьё. Ощутила напряжение и радость, но сильнее всего — страх. Их кто-то нашёл. Кто-то, умеющий драться не хуже рейдеров. И они боялись. Их большие корабли ринулись в темноту навстречу этой угрозе.
Оазис потянулся к ней в ответ.
И забеспокоился.
Нечто действительно приближалось. Нечто гигантское. Судно и одновременно человек. Знакомое оазису и в то же время чуждое. Любопытство. И сила. И жестокость. И… надежда? И всё это двигалось прямо на них!
Л’Хаан быстро разорвала связь и съехала вниз по покатой стенке. Бледные шепотки бросились врассыпную, напуганные её тревогой.
Приближалась война!
Л’Хаан должна была предостеречь родное племя и его союзников. Предупредить, что нужно уйти вглубь оазиса, подальше от границ. Оружие могло распороть кожу их дома. Такое уже случалось.
Л’Хаан мчалась по оазису так, как умела только она.
Она должна была предупредить свой народ.
Это был её долг.
Долг искательницы.
